— Успокоился? Вот и хорошо. Давай не будем делать глупостей, и тогда все ваши яйца останутся целы, — спокойно пояснил я, зловеще поигрывая когтями на мягкой оболочке.
Богомол закрыл пасть и медленно опустил клешни. Вот так-то лучше, всё-таки Аль Капоне был прав. Добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, нежели чем просто добрым словом. Неудобно цитировать самого себя, но я же говорил, что разумные существа всегда могут договориться. Нужно только попытаться найти взаимный подход, общие точки соприкосновения друг с другом, и дело в шляпе.
Не спуская глаз с врага, я сделал шаг назад. Богомол слегка шевельнулся вслед.
— А вот горячиться не надо, — вкрадчиво предупредил я, опуская оружие и предупредительно тихонько встряхнув яйцо. Клешни судорожно дёрнулись, но враг остался на месте. Хорошая выдержка у членистоногих, не то, что у некоторых наших юных пернатых. Я медленно попятился назад. Спиной почувствовав присутствие напарника, быстро обернулся. Картина настолько потрясла, что я сдавленно хрюкнул, едва сдержав истерический смех.
За моей спиной, печально поникнув крыльями, ошарашено вытаращив глаза, неподвижно стоял полузадушенный харр. Спокойно удерживая тощую шею чрезмерно пылкого юнца вытянутой левой рукой, правой нежно обнимая яйцо, Тро невнятно поинтересовался, удерживая усик парализатора кончиками зубов:
— Што талше телать тутеу?
— Ты что, всё-таки укололся? — испуганно охнул я.
Тро отрицательно помотал головой. Парализатор синхронно заколыхался всего в каких-то десяти сантиметрах от морды. Опасливо скосив глаза на ядовитые усики, напарник снова замер.
— Тогда всё нормально, подожди немного. Пока яйца у нас в руках, они не тронут. Сейчас попытаюсь объяснить, что нам нужно просто отсюда выбраться, — облегчённо вздохнул я, надевая нож на шею.
Вернувшись к богомолу, я осторожно положил яйцо на пол рядом с правой ногой. Предупредительно поиграв когтями ступни, так, на всякий случай, чтобы враг не расслаблялся, повернулся к колонне и начал карябать пилкой ножа простой рисунок. Языка ведь они точно не понимают. По крайней мере, это логично, а наскальная живопись, вот она — всегда перед глазами. Только посмотри на картинку и наморщи мозги, а они у них точно есть.
Включив всю мощь воображения, я тщательно вырисовывал рисунок. Вот сияет солнце, при нём, как водится, лучики, под ним травка, цветочки, кусты. Так, с кустами чуток лишку дал, надо поскромнее, а то поймут слишком буквально, где они заросли такой высоты отыщут. Скосив глаз на Тро, нарисовал рядом с цветочком напарника, всё-таки трепетная тритонья душа, истинный друг и защитник природы. А Харыч? Точно, не буду отходить от позиций реализма. Нарисую, как оно есть, натюрмолог я, или кто?
Решительно черканув лезвием, я вытянул у фигурки напарника руку и пририсовал полузадушенного харра. А что, получается символично. Сразу видно, мы суровые ребята, а когда нервничаем, сразу принимаемся душить кур. А кур — в ощип. И пусть знают, что так будет с каждым, кто не купит у нас пылесос.
Нацарапав ещё один крохотный цветок с порхающей бабочкой, рядом скромно нарисовал себя любимого. Отступив на шаг, залюбовался работой. Какой фундаментальный труд, честно даже не ожидал! Давненько я так не развлекался, с самого детства. Кстати, а ведь дома до сих пор где-то мои самые первые фломастерные каракули валяются. Всё равно, обалденно, грандиозно, потрясающе, шедевр! Оказывается, во мне пропадал истинный художник-эксгибиционист. Нет, этот, как его, экспрессионист! Хотя какая мне разница, всё равно без трусов бегаю. Практически почётный нудист. А что, мне теперь всё можно, я Дикий. Как там? Я ужасный серый волк и в поросятах знаю толк, бррррррр!
Ладно, что-то отвлёкся, теперь добавим главное, собственно для чего всё это и затеял. Недалеко от своей фигурки нарисовал последний штрих — богомола с двумя огромными яйцами в клешнях. По-моему кратко и понятно, этот крякозяблик однозначно свидетельствует о том, что волнующий факт передачи заложников состоится только на свежем воздухе, и точка. Это и ослик сразу поймёт.
— Ферштейн? — повернулся я богомолу, постучав ножом по рисунку.
Противник явно озадачился. Покрутив головой то на меня, то на яйцо, то на рисунок, робко сделал шаг вперед.
— Смотри, наслаждайся! Понравившиеся куски полотна даже можно купить! Кстати, недорого возьму, — приободрил я, предусмотрительно забирая яйцо и отходя подальше.
Богомол подошёл к рисунку почти вплотную. С минуту безмолвно изучив шедевр, повернулся ко мне. Молчит, искусствовед. Похоже, потрясён масштабностью сюжета. Ха, ну ещё бы, это ж настоящий раритет. Абстракционизм! Вытянув клешню вниз, враг показал на яйцо и что-то проскрежетал. Вот наивный дядя, думает я по-богомольи соображаю.
— Совершенно верно, получите назад все два своих яйца в целости и сохранности. Но только на борту самолёта и за десять миллионов евро каждое, — на всякий случай на немецком, вежливо улыбаясь, подтвердил я. — Но деньги вперёд, перечислите на пластиковую карту бумажными купюрами по пять центов, и не говорите мне, что у вас финансовый кризис и банк сейчас закрыт!
Богомол односложно хрюкнул в ответ. Спокойно развернувшись ко мне спиной, отошёл метров на десять и начал исполнять сложный танец. Приседая и подпрыгивая, замахал лапами и защёлкал челюстями. Ясно, фермер ведёт сложный переговорный процесс с руководством. Ну, это дело традиционно долгое, пусть докладывает.
Я развернулся и побрёл к напарнику. Сцена почти не изменилась, только парализатор на полу, да и Харыч печально сник и почти не трепыхается.